Он тогда был фанатичный театрал, водил подругу на спектакли, билеты стоили копейки, по Москве уже несколько лет гремел театральный бум, продвинутая молодежь забивала до отказа маленькие зальчики, каждую неделю где-то давали шумную премьеру, пьесы сплошь новейшие, вчера из-под пера, непременно злободневная сатира. Издевались жесточайшим образом надо всеми: над патрулем, над разложенцами, над жадными фермерами, над владельцем «Евроблинов» Аркадием Стариковым, над правительством великой страны, сбежавшим от своего народа в супергород под Куполом. Однажды Денис даже сам едва не влился в труппу к школьному приятелю, гениальному режиссеру, алкоголику и бессребренику, но вовремя понял, что вряд ли будет полезен обществу в качестве третьеразрядного актера. Фактура сильная, но не пластичная, сказал гениальный алкоголик, отпуская Дениса восвояси; через год гения расстреляли за педофилию.
Но больше театра молотобоец любил все-таки вечера наедине со своей девушкой. Однажды девушка сказала, что «готова», и они немедля совокупились.
И даже прожили в ее комнате почти два месяца, круглосуточно занимаясь всякими глупостями.
– Я тебя не люблю, – сказала Таня в первый день совместной жизни. – Но очень хорошо к тебе отношусь.
Собственно, Денис не настаивал именно на любви, – кто его знает, какая она бывает, любовь. У меня есть женщина, я о ней забочусь, и мне до мелочей известен каждый сантиметр ее тела, а любовь это или не любовь – пусть она сама, Таня, ищет название. Потом сосед по квартире – бывший конченый травоед, почти невменяемый от огромных доз цереброна, – донес в патруль, что имеет место незарегистрированное сожительство, с распитием алкоголя и полночным весельем; вдруг притон? Денис объяснялся в управе, и его простили как активиста слома.
Потом он познакомил Таню с Глебом Студеникиным.
Глеб и Денис сошлись тоже на сломе. Вместе работали в коммерческой артели. Правда, Глеб не скрывал, что ходит ломать не для денег, а только ради соответствующей отметки в личном файле. Он таскал балабас, снимал квартиру на двадцать пятом, не выходил за порог без тысячи червонцев и ужинал только в «Евроблинах». Если участковый, патрульный или дружинник интересовался у Глеба происхождением толстой пачки наличных, Глеб показывал ладони в мозолях и усмехался. Что за вопросы, начальник, я четыре года на коммерческом сломе! Патрульные или же дружинники смущенно отваливали, поскольку в патруль или дружину шли обычно именно те, кто не любил работать. Ни на коммерческом сломе, ни в других местах. Впрочем, в России всегда так было.
Сначала Денис принял своего нового приятеля за обыкновенного разложенца. Но ему хватило четырех совместно выпитых кружек пива, чтобы понять: Глеб Студеникин – в порядке. Он веселый, сильный и благородный человек. Особенность его характера в том, что он ни во что не верит.
Глеб не верил в главное: в то, что можно сломать старое и построить новое. Это Дениса возмущало. Налаживание новой жизни провозглашалось в букварях, мальчиков и девочек готовили к новой жизни с четырех лет; все, что происходило до искоренения, считалось детским периодом развития гражданского общества, – ныне детство кончилось, игры канули в прошлое, теперь все иначе, по-новому, по-взрослому: надо работать, беречь сбереженное, делать вещи, создавать взрослую жизнь во взрослой стране, это всем известно, как может Глеб возражать против столь простых и очевидных вещей? Но Глеб возражал. Он считал, что новое можно строить сколько угодно – однако ничего старого сломать нельзя. Прошлое неуничтожимо, оно возвращается, и чем более убежден человек в том, что изжил старые пристрастия, старые правила, старые порядки, старые обычаи, болезни, моды, принципы, теории – тем послушнее его судьба возвращается на круги своя. Они много спорили, Денис горячился, Глеб загибал пальцы: во-первых, во-вторых, в-третьих, – и неожиданно оба разучились обходиться друг без друга.
http://loveread.ec/read_book.php?id=21831&p=21